Сельцо Ивановское Ермолаевых
Начало истории, о которой пойдет речь, относится к последним годам XVIII столетия. В то время точкой притяжения для сельских дворян, проживавших в северо-западных окрестностях Старицы вдоль тракта на Торжок, было село Красное - вотчина местных магнатов Полторацких, подлинных хозяев соседнего Новоторжского уезда, в значительной степени простиравших владения и влияние и на Старицкий уезд. Даже не будучи основной родовой резиденцией, Красное представляло собою цветущий уголок, на который было потрачено немало денег и трудов. Над искусственным водохранилищем, образованным запрудой на речке Холохоленке, на вершине крутого склона, превращенного в парк и уступами спускавшегося к воде, владельцы отстроили господские палаты из старицкого белого камня (ныне об их облике можно судить по сохранившемуся подвальному этажу, включенному в конструкцию более позднего здания). Но если для уезда, где ломка известняка была одним из самых распространенных промыслов, возведение каменного дома считалось явлением сравнительно нередким, то архитектура церкви, построенной в усадьбе, действительно делала ее главной достопримечательностью округи.
В те же годы, когда в имение Полторацких создавалась барская резиденция и сооружалась готическая церковь, в непосредственной близости от Красного начал формироваться другой усадебный комплекс, хозяева которого также заявили некоторые претензии на доминирование в округе. В 1780-х гг. статскому советнику Ивану Саввичу Ермолаеву и его жене Марье Михайловне принадлежало здесь 2277 десятин земли и несколько деревень с населением около 700 душ обоего пола. Ермолаевы, довольно состоятельные помещики, владели собственностью и в других губерниях. При Иване Саввиче в его старицких вотчинах появился винокуренный завод, который начал поставки в города Тверского наместничества в 1779 г.
В 1786 г. наследником фамильного достояния стал Иван Иванович Ермолаев. Выпускник Сухопутного шляхетного кадетского корпуса, он вступил в службу в 1770 г., провел несколько лет в армейских пехотных частях, вышел в отставку секунд-майором и поселился под Старицей. Между 1786-1792 гг. на пустоши при деревне Братково он основал сельцо, получившее в честь хозяина название Ивановское. Поскольку усадеб с такими названиями в губернии было множество, это сельцо вошло во владельческие анналы как Ивановское-Ермолаевых.
В сельце развернулось большое строительство. Сооружаемый комплекс склона пример бескомпромиссного, несколько наивного и довольно запоздалого планировочного «регулярства» возможно, навеянного сниженными и переведенными в уездный масштаб личными впечатлениями хозяина имения о строил каких-то виденных им богатых резиденциях. Усадьба раскинулась вдоль тракта из Старицы в Торжок, служившего ее естественной границей. Перпендикулярно дороге в линию с двумя флигелями располагался каменный господский дом, о котором очевидец, заставший это здание в начале ХХв., писал какой «громадном ним трехэтажном доме-дворце». Перед ним был разбит партер, а за ним, строго на главной оси всего комплекса, выкопан большой пруд прямоугольной формы с прямоугольным же островом. Они отделяли жилую часть усадьбы от парка, заключенного в форму правильного квадрата и в неукоснительной симметрии расчерченного аллеями крестообразно и по диагонали. Для обслуживания комплекса, задуманного с размахом, Иван Иванович завел большой штат обслуги. В 1792 г. дворовыми людьми были тут 55 мужчин и 58 женщин.
Штрихом, завершавшим картину благоустройства усадьбы, должно было стать ее превращение из сельца в село. В 1797 г. Иван Иванович начал добиваться отделения Ивановского в самостоятельный приход и перевода к нему одного из двух комплектов причта, существовавших в Красном. Чтобы заинтересовать красненских клириков, он предлагал самые выгодные условия, обещал построить им дома, выделить 36 десятин земли, положить от себя ежегодное содержание деньгами и продуктами. Летом того же 1797 г. было получено разрешение на строительство. Спасскую церковь в Ивановском поблизости от барского дома возвели к маю 1800 г., но впечатление легкого продвижения дела в консистории оказалось обманчивым, и Ермолаевым понадобились годы ожидания и обращение в Синод, чтобы обойти воздвигавшиеся перед ними казуистические препоны и в 1805 г. добиться освящения храма. В его алтаре почетное место занял образ, копировавший главную святыню церкви в Красном - явленную икону Иоанна Крестителя, считавшуюся чудотворной. Помещение его в церкви Ивановского подчеркивало преемственность нового прихода от красненского, а заодно символически, через соименного святого, увековечивало Ивана Ивановича Ермолаева как храмоздателя.
Проблемой, связанной с учреждением прихода, было выделение земли под приходское кладбище. Решение, принятое Ермолаевыми о будущем погосте, в контексте с другими свидетельствами поможет нам полнее охарактеризовать личности хозяев усадьбы. Ивановское стало центром прихода в те времена, когда помещики все чаще стремились выводить старые кладбища, образовавшиеся вокруг сельских церквей, за пределы своих поселений. Ближайшие соседи Ермолаевых, все те же Полторацкие, строили в Красном свою готическую капеллу уже как сугубо усадебный храм, предварительно перенеся некрополь подальше от господской резиденции.
Ермолаевым было проще: они имели возможность изначально отвести место для кладбища на некотором отдалении от жилья. Но они поместили некрополь в границах церковной ограды и отвели вместо обычной десятины всего 110 кв. сажен, то есть вдвое с лишним меньше. Позднейший документ характеризовал открытое в 1805 г. кладбище в Ивановском как «миниатюрное» и счел его «не только не удовлетворяющим своему назначению, но и не безвредным в гигиеническом отношении, тем более что церковь, равно и самое кладбище, примыкают к самому селению, где существуют жилые постройки». Постройки, упомянутые в цитате, - это сама усадьба Ивановское. В таком соседстве крылась еще одна несообразность выбора места для некрополя. Многочисленным гостям Ермолаевых как бы предлагалось увеселяться и обозревать великолепное устройство имения, постоянно имея перед глазами безрадостное зрелище сельского погоста, расположенного через дорогу от парадной части резиденции.
Напрасная торопливость храмоздателя привела и к другим недочетам в храмовой части усадьбы. Они выяснились, едва в церкви начались службы. Ее построили без печей, а устройство входа в храм не препятствовало сквознякам. В первую же зиму оказалось, что "не только дети, старики, слабые и больные, о даже и самые твердые здоровьем люди не редко останавливаются среди их но даже усердного стремления к исполнению христианского долгу" - то есть не ходят в церковь, в которой было не теплее, чем на улице. В 1806 г. Ермолаеву пришлось начать хлопоты об учреждении при храме теплых приделов в честь св. Анны и великомученика Димитрия - святых, соименных его жене Анне Николаевне, урожденной Лутковской, и сыну Дмитрию.
Рассматривая распоряжения Ивана Ивановича, а затем его сына Дмитрия по благоустройству имения, можно предположить, что Ермолаевы вдохновлялись ориентацией на соседей-Полторацких, подражанием и отчасти чувством соперничества. У Полторацких в Грузинах были трехэтажный дом дворцовых габаритов и парк, известный на всю губернию — и Ермолаевы соорудили палаты, казавшиеся землякам огромными, и разбили зеленую зону, в которой воплотили свои представления о верхе торжественности. Полторацкие строили каменные церкви в принадлежавших им селениях - и они тоже возвели два храма, у себя в Ивановском и в близлежащем селе Алферьеве, при этом последний населенный пункт выбрали с таким расчетом, что Красное Полторацких оказалось с двух сторон обрамлено селениями, в которых храмоздателями были Ермолаевы. Отличились владельцы Ивановского и другими затеями, рассчитанными на общественный резонанс - например, на двадцать верст обсадили деревьями дорогу, ведущую в сторону Торжка.
Но для Ермолаевых, в отличие от Полторацких, такие затраты на строительство усадебного комплекса, а затем на создание соответствующего реноме среди окрестных дворян были покушением с негодными средствами. В 1800 г. за Иваном Ивановичем состояло в Тверской, Саратовской, Нижегородской и Симбирской губерниях 867 душ мужского пола. Это было довольно много для помещика средней руки, но не создавало экономической основы для подобных кампаний. Поэтому же с конца XVIII в. имение то и дело находилось под обременением, его хозяева маневрировали в долговых схемах и вскоре запутались окончательно. Наступил момент, когда Иван Иванович, будучи не в состоянии оплатить очередной вексель, во избежание ареста имущества «состоящее за ним в Старицком уезде в селе Ивановском имение 1811 года апреля 25 дня в противность изданных на таковые случаи узаконений перепродал сыну своему коллегскому асессору Дмитрию Иванову Ермолаеву».
В ноябре 1802 года в сельском доме Ермолаевых был убит с особой жестокостью церковный певчий Филаретов, гостивший в усадьбе по желанию помещиков для организации приходского хора.
В Ивановском возобновилась, а вернее, сохранилась привольная жизнь. «Еще шумнее и на форменном деревенском бале встретил я новый год у нашего соседа Ермолаева, - писал о встрече 1829 года владелец усадьбы Малинники, известный приятель Пушкина А. Н. Вульф. В уезде об этих праздниках сохранилось воспоминание, зафиксированное в начале XX в. местным краеведом: Ермолаев «устраивал у себя роскошные пиры, во время которых шампанское, как принято говорить, лилось рекою. Однажды после обильной выпивки гости поинтересовались спросить хозяина, откуда он берет такое обилие вина, на что Дмитрий Иванович ответил, что у него есть виноточивый колодец, куда и повел своих гостей. По его приказу была вытащена из колодца бадья, конечно, предварительно наполненная вином, начали пробовать ковшами, и удивлению гостей не было конца».
«Помню огромный трехэтажный дом с неуклюжими хоромами, где когда- то весь уезд, должно быть, собирался отплясывать под звуки доморощенного оркестра, - описывал К. Ф. Головин свои детские впечатления 1850-х гг. об Ивановском, в котором все еще дышало памятью о недавних пирах. - Тут все напоминало грубую роскошь невзыскательного старинного барства. Зала с окнами в два света, а плохо запиравшиеся окна с рамами чуть ли не бутылочного стекла. И «цимлянское» за ужином там, должно быть, разливали дворовые лакеи без сапог».
Средства для больших трат поставляли Ермолаеву крепостной труд и подряды на поставку водки. Дмитрий Иванович был увлеченным винокуром, даже выступил автором оригинальной технологии выгонки спирта, которую рекламировал в прессе и изданной им брошюре. Его завод в Ивановском представлял довольно крупное производственное сооружение. В 1814 г. он был «деревянной елового лесу длиной 20-ти, в ширину 12-ти сажен, крыт тесом, в нем печей пятнадцать», с четырьмя перегонными кубами общим объемом 1300 ведер. На заводе работали крепостные в порядке барщины. Но это производство, за которое брались очень многие помещики удавалось далеко не каждому, и для Ермолаева винокурение стало больше источником проблем, чем прибылей.
Крестьяне Ермолаева и без того были обложены тяжелыми повинностями, но в течение нескольких последних лет существования винокуренного производства видимо, окончательно сделав ставку на понижение себестоимости товара за счет использования дарового сырья - Дмитрий Иванович установил совершенно невыносимый режим, заставивший его данников нести барину последнее.
Расследование по обвинению в злоупотреблении помещичьей властью, проведенное в начале 1850-х гг., показало, что крестьяне Ермолаева были обложены одновременно и чрезмерной барщиной, и полноценным оброком, то есть обязывались отдавать вдвое больше, чем физически могли выработать. Трудясь на него от трех до шести дней в неделю, они должны были еще находить возможность платить чистыми деньгами разные, чаще всего крупные суммы.
Ермолаев покусился и на содержание хлебозапасного магазина, который сельские хозяева обязывались пополнять с каждого урожая на случай недорода, и тем самым превратил засыпку зерна в общественные закрома в очередную барскую повинность.
Между наложением опеки и продажи усадьбы Ермолаев выбрал последнее, а сам перебрался в симбирское имение Ильина Гора, искренне обиженный поведением «неблагодарных» крепостных Так хозяином большей части бывшего имения Ермолаева, в том числе самого Ивановского, в 1853 г. стал статский советник Михаил Гаврилович Головин уже через год - его брат Федор, а затем племянник Константин.
Дворец Ермолаевых в Ивановском был разобран на кирпич уже следующим новым хозяином, неким Одинцовым, к которому имение ненадолго перешло от Головиных.
